Россия снова великая аграрная держава. Страна, которую недоброжелатели презрительно называли «бензоколонкой», за последние семь лет удвоила производство зерна и стала крупнейшим мировым экспортером пшеницы, потеснив Соединенные Штаты. Правда, урожайность наших полей ниже, чем у американских и европейских фермеров. Да и поставляем мы на мировой рынок пшеницу четвертого класса, т. е. зерно низшей хлебопекарной категории. А при изготовлении муки внутри страны используется даже фуражное зерно.
Наступление русского каравая
В завершившемся сельхозгоду отечественные аграрии установили сразу два рекорда: собрали небывало большой урожай – порядка 135,4 млн тонн и добились рекордных объемов экспорта. По оценкам Российского зернового союза (РЗС), с 1 июля 2017 года по 20 июня 2018 го РФ экспортировала 51,65 млн тонн злаков, в том числе почти 40 млн тонн пшеницы.
Для нашего главного конкурента – Соединенных Штатов – успехи российских крестьян стали неприятным сюрпризом. Еще в ноябре 2017 го американские СМИ сокрушались, что аномально высокий урожай в России на четверть обрушил цены в Чикагской торговой палате. А Американская пшеничная ассоциация (представляет интересы производителей пшеницы из США за рубежом) даже закрыла свое представительство в Египте – стране, которая считается главным импортером этого злака. Американские зернотрейдеры поняли, что не выдержат ценовой конкуренции с русскими.
Впрочем, повторить успех прошлого года теперь вряд ли удастся. С начала 2018 го Минсельхоз уже несколько раз менял прогнозы на урожай, и всякий раз в сторону понижения – назывались цифры 110–115 млн тонн, затем 105–110 млн, июньский прогноз – 100 млн тонн. И очень может быть, что это не последняя корректировка. «Основной фактор – это погода, – пояснил «Профилю» директор департамента информационно-аналитического обеспечения РЗС Рудольф Булавин. – Она может в два раза снижать или увеличивать урожайность при использовании одних и тех же технологий. Прогноз на урожай и экспорт может меняться каждую неделю, а годовые колебания в 10–15% – это нормально, такова специфика рынка».
Прошлогодний урожай действительно был аномально высоким – аграриям очень повезло с погодой. Однако это не отменяет общей тенденции: Россия уверенно наращивает производство и экспорт зерна, и наше место в топе ведущих экспортеров не случайность, а закономерность. По оценкам РЗС, за пять лет, с 2012 го по 2017 год, производство только пшеницы выросло в два с четвертью раза – с 37,7 млн тонн до 85,86 млн тонн.
Положительный тренд поддерживают сразу несколько факторов: это и глобальный рост цен на продовольствие, и война санкций, заставившая наши власти больше внимания уделять аграрной отрасли, и ослабление российской валюты.
Китайцы в помощь
Главные драйверы мирового спроса на продовольствие – развивающиеся экономики, прежде всего Китай и Индия. Жители этих стран богатеют, меняется структура их потребления – они отдают предпочтение мясу, а это стимулирует спрос на зерно как главную кормовую составляющую. Так, на производство килограмма говядины нужно около 7 кг зерна. На килограмм птицы или свинины – 3–3,4 кг. По оценке продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (ФАО), до 13% мирового производства зерна потребляет животноводческий сектор.
«В последние годы выросли мировые цены на сельхозпродукцию, сельское хозяйство стало получать хорошую прибыль, плюс пошли льготные субсидированные кредиты, – резюмирует аналитик Института конъюнктуры аграрного рынка (ИКАР) Олег Суханов. – Это все позволило сделать хороший рывок в сторону Европы в плане уровня технологий, урожайности. Этот процесс не завершен, у нас есть достаточное количество слабых хозяйств, которые будут либо поглощены более крупными конкурентами, либо подтянутся до общего уровня».
Как отмечает Олег Суханов, если десять лет назад урожайность пшеницы в среднем по стране составляла 2,7 тонны с гектара, то сегодня это 4,1 тонны. На Юге России цифры еще выше, например, в Краснодаре, по оценке краевого минсельхоза, средняя урожайность больше – 6 тонн с гектара. А отдельные поля в Краснодарском крае и Ставрополье дают восемь и даже десять тонн с гектара. Для сравнения: средняя урожайность пшеницы во Франции (один из лучших показателей в Европе) – 7,5–8 тонн зерна с гектара.
Можно сказать, что Краснодарский край не уступает Европе и США. Но положение дел с урожайностью по стране в целом сильно разнится от региона к региону. Отчасти виноват климат: как-никак, Россия – страна рискованного земледелия. А еще ограниченные финансовые возможности отечественных производителей. Например, прямые затраты на гектар – удобрения, семена – у нас составляют около $50 (это оценки ИКАР), а у фермеров Европы и США – $100. Интересный факт: Россия является мировым лидером по производству минеральных удобрений, но наши крестьяне используют их в разы меньше своих американских и европейских коллег. Если перевести это в деньги, то на тонну озимой пшеницы у нас вносится удобрений на $15–20, во Франции – на $45–50, в США – на $50.
Надо отметить, что инвестиционные возможности земледельцев в большой степени зависят от господдержки. Все развитые государства так или иначе субсидируют свой аграрный сектор. Погектарные субсидии в странах ЕС составляют примерно 200–300 евро. У нас, к слову, подобных прямых субсидий нет. А дополнительная помощь нашим крестьянам не помешала бы, ведь, как отмечал, например, в одном из интервью президент РЗС Аркадий Злочевский, парк сельскохозяйственной техники в стране устарел на 70%.
Или взять транспортные тарифы. По данным РЗС, перевозки зерна ж/д транспортом в России почти на 12% дороже, чем в США, на 18,5% дороже, чем в Канаде, и на четверть – чем в Австралии.
Но наши крестьяне готовы даже минусы превратить в плюсы. Мало удобрений? Частные фермеры могут поставлять на рынок натуральную, экологически чистую продукцию, уверен председатель совета Ассоциации крестьянских (фермерских) хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов России (АККОР) Вячеслав Телегин. Нужно только законодательно стимулировать этот процесс. В первом чтении уже принят закон об органическом земледелии, надо довести это дело до конца, выстроить логистику и наладить механизм сертификации этой продукции.
Классовые противоречия
Один из дискуссионных вопросов – качество отечественного зерна. До 80% нашего экспорта приходится на пшеницу 4-го класса – по ГОСТу, это зерно с массовой долей белка от 10% (на сухое вещество) и массовой долей сырой клейковины 18%. Для сравнения: в пшенице 1-го класса эти показатели составляют соответственно 14,5% и 32%. К слову, пшеницу первого и второго класса мы практически не производим. Удельная доля зерна 3-го класса в структуре производства и экспорта снижается – 3 й класс производится в Сибири, и вывезти оттуда зерно в черноморские или дальневосточные порты трудно и дорого.
Таковы требования рынка, разводят руками эксперты, комментируя эти тенденции. Ведь основные покупатели российской пшеницы – не самые богатые страны Азии и Африки: Египет, Турция, Иран, Азербайджан (исключение, пожалуй, Саудовская Аравия). Они заинтересованы именно в дешевом продовольствии, и именно низкая себестоимость нашего зерна позволила отечественным экспортерам вести агрессивную ценовую политику и потеснить американских конкурентов. А кому хочется высококачественного зерна, пусть покупает пшеницу 1-го класса у Канады.
Что касается внутреннего рынка, то для производства хлеба используется мука из разных сортов пшеницы. Так называемая помолочная партия собирается, как пазл, в основном из зерна 4 го класса, для экономии может добавляться фуражное зерно, а если надо подтянуть качество партии, в нее вносится импортная пшеница 3 го, реже 2 го класса. А нашим хлебопекам как раз и нужна дешевая мука, ведь они экономят буквально на всем, поскольку надо держать низкие цены на хлеб. Это социальный продукт, и за ценообразованием пристально следит государство. В Европе и США, например, хлеб стоит в 4–5 раз дороже, чем в России, – об этом также заявлял г-н Злочевский. Да что там Америка, в Москве килограммовая «крафтовая» буханка из качественной пшеницы и ржи стоит больше 500 рублей.
А в существующей экономической действительности качество сырья пекарей вполне устраивает. «Что касается качества муки, то у хлебопеков претензий нет», – заявили «Профилю» в Российском союзе пекарей и кондитеров (РОСПиК). Впрочем, как заверил представитель одной из компаний-производителей, «если это станет выгодным, никто не помешает нам выращивать пшеницу первого класса».
Теперь о ржи. Парадокс, но в стране, где столетиями употреблялись именно ржаной хлеб и ржаная мука (из нее пекли кулебяки, пряники, а из ржаного солода варили пиво и квас), теперь рожь почти не выращивают, а ржаной хлеб не пекут. Производство изделий из ржаной муки, по оценке РОСПиК, составляет около 5%. «Рожь – довольно капризная культура в плане перемола. Производство чисто ржаного хлеба по некоторым причинам дороже», – пояснил Булавин из РЗС. А экспортный потенциал у этой культуры невысок. Поэтому производство ржи с 2013 го по 2017 год снизилось с 3,36 млн тонн до 2,45 млн тонн. При необходимости мукомолам проще купить рожь в соседней Белоруссии. По логистическим соображениям. То же самое и с твердой пшеницей. Скажем, макаронным заводам в Челябинской области бывает дешевле приобрести зерно в Казахстане, благо до него рукой подать. Опять логистика.
Убрать посредников
И все-таки дела в отрасли, может, не быстро, но идут в гору. Еще лет пять назад наши аграрии горько шутили: «У нас две проблемы – урожай и неурожай». В том смысле, что в случае хорошего урожая его негде хранить и трудно сбыть: даже сегодня, по оценке Злочевского, на элеваторах можно хранить лишь до 40 млн тонн зерна (а урожаи – 100 млн тонн и выше). А если урожай маленький, все понятно. Сегодня, по словам Олега Суханова из ИКАР, если суммировать стоимость земли, рабочей силы и пр., то фермеры на юге страны или в Центральном Черноземье «по ряду культур имеют маржинальность даже выше, чем у европейцев».
«Есть районы, где достаточно просто получить субсидированные кредиты (основной залог успеха крестьян), например, на юге, где хозяйство более развито и залоговая база у производителей изначально больше, – объясняет эксперт. – Я думаю, со временем разница между регионами будет сокращаться. Доходность у сельхозпроизводства есть, и постепенно даже в бедных регионах происходят улучшения. Поволжье не так безнадежно и катастрофически выглядит, как 5–10 лет назад».
Важный момент: по заявлениям экспертов, частично удалось решить проблему с засильем перекупщиков на зерновом рынке. Фермерам, у которых не было собственных хранилищ, приходилось продавать зерно, что называется, прямо из-под комбайна. При себестоимости пшеницы 5–6 тыс. рублей за тонну скупщики порой вынуждали крстьян отдавать урожай по цене 4–4,5 тыс. рублей за тонну. «В прошлом году некоторые продавали ниже себестоимости, потому что зарплаты надо платить и кредиты гасить», – поясняет Вячеслав Телегин из АККОР.
За последний год благодаря усилиям налоговой службы количество посредников и фирм-однодневок снизилось в разы – более точной статистики собеседники «Профиля» дать не смогли. Кроме того, второй год действует т. н. Экспортная хартия, подписанная большинством экспортеров и многими сельхозпроизводителями. Документ предписывает до минимума сокращать торговые цепочки. Средние и даже небольшие хозяйства обзаводятся мощностями для хранения зерна.
Но фермерам-одиночкам все же нужен посредник, который сформирует товарную партию (экспортеры не работают с маленькими объемами), возьмет на себя логистику и связанные с ней риски. Хотя г-н Телегин уверен, что для решения проблемы посредников государству необходимо поддерживать кооперацию фермеров, чтобы те могли выстраивать собственные логистические схемы. «У нас в Саратовской области уже 18 лет работает фермерский кооператив, – рассказывает он. – В регионе тоже был обвал цен, 3 й класс доходил до 5–6 тыс. рублей (за тонну), но в кооперативе цена ниже 8 рублей не опускалась. Я продал практически по 9 тысяч за тонну – по оптимальной цене».
Живучий фермер
В конце нулевых некоторые отраслевые эксперты высказывали серьезные опасения по поводу формирующейся структуры зернового производства – она развивалась по пути создания своеобразных «латифундий». Значительные площади сельхозземель консолидировались крупными игроками, в том числе агрохолдингами-гигантами с владениями в сотни тысяч гектаров. А фермерские организации били тревогу из-за наметившегося процесса обезземеливания крестьян.
Макроэкономисты опасались, что новые «латифундии» сделают ставку на экспорт максимально дешевого зерна, а это означало, что Россия рискует стать не только сырьевой, но и продовольственной периферией более развитых стран. Когда дешевое зерно обменивается на сельхозпродукцию с большей добавленной стоимостью, в том числе и продовольственную. А, между прочим, именно периферийная модель экономики стала причиной формирования крепостного хозяйства в Российской империи…
Но худшие опасения не оправдались. Как отметил Вячеслав Телегин из АККОР, с 2006 го по 2016 год количество земли у фермеров выросло с 29 млн га до 43 млн, ежегодно в обороте у фермеров прибавляется 1 млн га посевных площадей, а фермерские хозяйства производят более трети зерна.
В целом, по консолидированным оценкам отраслевых экспертов, мелкие (до 500 га земли) и средние (до 15–20 тыс. га) хозяйства поставляют на рынок до 60% зерна. Нередко небольшие хозяйства оказываются эффективнее гигантов.
«Зачастую размеры агрохолдингов так велики, что теряется контроль и эффективность производства падает, увеличиваются потери, кражи, и т. д., – говорит Олег Суханов. – На практике в крупном агрохолдинге, входящем в топ 10 в России, урожайность может быть ниже, чем в среднем по региону, или ниже, чем в небольших хозяйствах фермеров».
Кстати, еще один парадокс: дальнейшая интенсификация сельского хозяйства и наращивание производительности могут принести больше вреда, чем пользы. «Если мы полностью используем имеющийся потенциал и увеличим урожайность в два раза к тому, что имеем сейчас, мы задохнемся в зерне», – уверен Рудольф Булавин. Рынок столько не переварит.